"ОСКОЛКИ МОСКОВСКОЙ ЖИЗНИ <1883>
<1. 2 июля>
Видеть у себя в доме покойника легче, чем самому помирать. В Москве же наоборот: легче самому помирать, чем покойника в доме У себя видеть. Самый большой ерш, ставший поперек горла, не производит на мои нервы такого сильного, душащего впечатления, какое производят московские похороны (да и вообще все имена существительные, кончающиеся на «ны» и требующие выпивки, не обходятся даром московским нервам). Закапывая своего домочадца, москвич впервые только узнает, как почерствел, застыл и искулачился московский мерзавец, и перестает удивляться тем госпитальным солдафонам и «скубентам», которые мертвецов режут и в то же время колбасу едят ... Например.
В 3-4 часа пополуночи кончается чья бы то ни было жена. Не успеет она испустить, как следует, последний вздох, как в передней уже слышится звонок и в дверях показывается красный нос гробовщика. Красному носу указывают на все неприличие его раннего прихода. Нос не смущается и замечает: «Самые лучшие-с ... На их ростик, глазетовый ежели, на ножках ... тридцать пять рублей-с ... » Гробовщика гонят, за ним является другой, третий, четвертый ... и так до полудня. В промежутках между гробовщиками вползают читалки - мелкие существа, похожие на черных тараканов и сильно пахнущие деревянным маслом и еловыми шишками. откуда они так рано прослышали о смерти и из каких щелей выползли - бог весть. Без них обойтись как-то неловко, торговаться некогда - приходится волей-неволей соглашаться с их «ценой без запроса». Далее следуют: ненужная возня в квартале, наем линеек и певчих ... покупка могилы - все это грубо, алчно и пьяно, как Держиморда, которому не дали опохмелиться. А потом, когда уже, кажется, все кончено, когда друзья-приятели и не помнящие родства сродственники с сизыми носами съедят традиционную трапезу, пожалует последний визитер, апогей московского мерзавчества,- сваха, предлагающая вдовцу свои услуги ...
Вот они где, разрушители эстетики!"
<2. 16 июля>
Как-то на досуге, а propos наше губернское земство придумало «страхование скота от чумы». А так как и не бывшим в семинарии известно, что никакое страхование без денег не обходится, то и кликнут был клич мужицкой копейке. Мужик откликнулся, согласился и взнес за каждую скотскую персону около 20-60 коп. Всего взнесено было имущими скот 60000 русских рублей! Капитал, как видите, ничего себе ... Можно из него дело сделать. Земство и сделало. Наняло оно прежде всего старшего ветеринарного врача, с четырехтысячным жалованьем, и трех младших, с жалованьем в 1 200 руб. каждому. Нанявши начальство, нужно было нанять и подчиненных, иначе непонятна была бы роль начальства. Наняли и подчиненных - по взводу фельдшеров на каждого доктора. Старший врач как нанялся, так и засел в Москве, в центре, чтобы испускать из себя лучи равномерно на всю губернию. Младшие врачи куда-то попрятались. Сбором денег и этим наймом земство и ограничило свою функцию по части страхования. Остальное само собою выделывалось по следующей юмористической программе: желавший получить страховую премию должен был не позже одних суток уведомить о павшей скотине волость, которая, в свою очередь, не позже трех дней должна была уведомить следующую за ней административную ступень. Эта ступень уведомляла земство. Уведомленное земство в неопределенный срок посылало (циркулярно) на место происшествия гласного и фельдшера, которые должны были констатировать
причину смерти: чума или не чума? Гласный и фельдшер приезжали обыкновенно на 6-7-8 день, когда по законам материи чумная падаль должна уже невыносимо вонять, а по законам человеческим - гнить глубоко в земле. Фельдшер, не имея перед глазами пациента или
видя один только разложившийся труп, авторитетно констатировал не чуму, а «неизвестную болезнь». Он сочинял протокол, гласный благословлял земство, заставившее его прокатиться задаром верст 30-40, крестьянин весело чесал затылок, и все оставались довольны: много времени, много бумаги, много езды и более всего толку. Прошел год, была чума, и земство не заплатило ни за одного павшего скота ... Оно не заплатило и жалуются на невежество крестьян, обещающих в будущем году не лезть в мышеловку ... А господа ветеринары сидят и ни гу-гу ... Им решительно невдомек: за что они получали жалование? Фельдшера хоть на пользу науки новую болезнь выдумали и протоколы сочиняли, а они-то что сделали?
Чехов А.П. Осколки Московской жизни // Соб. соч в 12-ти томах, т. 4, М.:"Правда", 1985, с.294, 296-98
Также:
Малоизвестные факты из русского Православия (согласно творчеству Чехова)
Краткий перевод статьи о России времен Чехова (со ссылкой на скачивание оригинала)
<1. 2 июля>
Видеть у себя в доме покойника легче, чем самому помирать. В Москве же наоборот: легче самому помирать, чем покойника в доме У себя видеть. Самый большой ерш, ставший поперек горла, не производит на мои нервы такого сильного, душащего впечатления, какое производят московские похороны (да и вообще все имена существительные, кончающиеся на «ны» и требующие выпивки, не обходятся даром московским нервам). Закапывая своего домочадца, москвич впервые только узнает, как почерствел, застыл и искулачился московский мерзавец, и перестает удивляться тем госпитальным солдафонам и «скубентам», которые мертвецов режут и в то же время колбасу едят ... Например.
В 3-4 часа пополуночи кончается чья бы то ни было жена. Не успеет она испустить, как следует, последний вздох, как в передней уже слышится звонок и в дверях показывается красный нос гробовщика. Красному носу указывают на все неприличие его раннего прихода. Нос не смущается и замечает: «Самые лучшие-с ... На их ростик, глазетовый ежели, на ножках ... тридцать пять рублей-с ... » Гробовщика гонят, за ним является другой, третий, четвертый ... и так до полудня. В промежутках между гробовщиками вползают читалки - мелкие существа, похожие на черных тараканов и сильно пахнущие деревянным маслом и еловыми шишками. откуда они так рано прослышали о смерти и из каких щелей выползли - бог весть. Без них обойтись как-то неловко, торговаться некогда - приходится волей-неволей соглашаться с их «ценой без запроса». Далее следуют: ненужная возня в квартале, наем линеек и певчих ... покупка могилы - все это грубо, алчно и пьяно, как Держиморда, которому не дали опохмелиться. А потом, когда уже, кажется, все кончено, когда друзья-приятели и не помнящие родства сродственники с сизыми носами съедят традиционную трапезу, пожалует последний визитер, апогей московского мерзавчества,- сваха, предлагающая вдовцу свои услуги ...
Вот они где, разрушители эстетики!"
<2. 16 июля>
Как-то на досуге, а propos наше губернское земство придумало «страхование скота от чумы». А так как и не бывшим в семинарии известно, что никакое страхование без денег не обходится, то и кликнут был клич мужицкой копейке. Мужик откликнулся, согласился и взнес за каждую скотскую персону около 20-60 коп. Всего взнесено было имущими скот 60000 русских рублей! Капитал, как видите, ничего себе ... Можно из него дело сделать. Земство и сделало. Наняло оно прежде всего старшего ветеринарного врача, с четырехтысячным жалованьем, и трех младших, с жалованьем в 1 200 руб. каждому. Нанявши начальство, нужно было нанять и подчиненных, иначе непонятна была бы роль начальства. Наняли и подчиненных - по взводу фельдшеров на каждого доктора. Старший врач как нанялся, так и засел в Москве, в центре, чтобы испускать из себя лучи равномерно на всю губернию. Младшие врачи куда-то попрятались. Сбором денег и этим наймом земство и ограничило свою функцию по части страхования. Остальное само собою выделывалось по следующей юмористической программе: желавший получить страховую премию должен был не позже одних суток уведомить о павшей скотине волость, которая, в свою очередь, не позже трех дней должна была уведомить следующую за ней административную ступень. Эта ступень уведомляла земство. Уведомленное земство в неопределенный срок посылало (циркулярно) на место происшествия гласного и фельдшера, которые должны были констатировать
причину смерти: чума или не чума? Гласный и фельдшер приезжали обыкновенно на 6-7-8 день, когда по законам материи чумная падаль должна уже невыносимо вонять, а по законам человеческим - гнить глубоко в земле. Фельдшер, не имея перед глазами пациента или
видя один только разложившийся труп, авторитетно констатировал не чуму, а «неизвестную болезнь». Он сочинял протокол, гласный благословлял земство, заставившее его прокатиться задаром верст 30-40, крестьянин весело чесал затылок, и все оставались довольны: много времени, много бумаги, много езды и более всего толку. Прошел год, была чума, и земство не заплатило ни за одного павшего скота ... Оно не заплатило и жалуются на невежество крестьян, обещающих в будущем году не лезть в мышеловку ... А господа ветеринары сидят и ни гу-гу ... Им решительно невдомек: за что они получали жалование? Фельдшера хоть на пользу науки новую болезнь выдумали и протоколы сочиняли, а они-то что сделали?
Чехов А.П. Осколки Московской жизни // Соб. соч в 12-ти томах, т. 4, М.:"Правда", 1985, с.294, 296-98
Также:
Малоизвестные факты из русского Православия (согласно творчеству Чехова)
Краткий перевод статьи о России времен Чехова (со ссылкой на скачивание оригинала)
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.