"Прошу не считать меня патриотом" или "а может это любовь?"

Считается, что когда писателя и историка Льва Гумилева спрашивали интелигент ли он, он отвечал "Боже упаси". Мне не задавали напрямую вопрос патриот ли я, но слово "патриотизм" вызывает у меня некоторое отторжение. В то же самое время на вопрос почему я со своим знанием английского еще не эмигрировал из Беларуси, я отвечаю, что хочу здесь жить и работать. Поэтому на вопрос поставленный иначе: люблю ли я Родину (или родину) затрудняюсь ответить.
Я закоренелый реалист и прагматик. Частично поэтому мне не нравится весь пафос, которым окружают понятия "Родина" и "патриотизм". Но позвольте объяснить почему я не считаю синонимами понятия "любовь к Родине" и "патриотизм" на примере своей жизни.

Из советского детства в Минске.

На дворе 1985-й или 1986 г. Я в нулевом или первом классе. Точно не помню. Стою на коридоре 121-й школы г. Минска и держу руку на отопительной батарее. Держу сколько могу выдержать боль, потому что батарея горячая. Это я готовлю себя к пыткам, которым меня подвергнут американские империалисты, когда нападут на СССР. Надо быть храбрым и не предать Родину. (Для любопытных добавлю: ожог я, к счастью, не заработал).
В мои первые школьные годы патриотизм был во всей школьной программе. "Ленин", "коммунизм", "Великая Октябрьская революция" -- это звучало практически на каждом уроке. К этому относились с уважением. На уроке. Однажды мой одноклассник по имени Олег на вопрос нашей первой учительницы Валентины Тимофеевны что принесла народу Октябрьская революция ответил: "голод и нищету"
-- Нет! -- хором прокричал класс. И дети наперебой стали объяснять, что Революция принесла мир и счастье. (Ну, представьте, что в современном первом классе кто-то ответит, что два плюс два будет пять, реакция одноклассников будет такой же). Олег не был маленьким антисоветчиком. Он просто перепутал социализм с царизмом.
Однажды я и другой одноклассник, мой кумир Дима Запольский нарисовали на бумажках по свастике. Потом Дима переделал свою свастику в окошко, а я нет.
-- Всё, теперь твою бабушку в тюрьму посадят -- сказал Дима. (А в то время мои мама и папа были в Заполярье и в школу меня водила бабушка). Я расплакался. Долго и часто плакал в тот день. Валентина Тимофеевна старалась утешить меня и долго убеждала, что ничего моей бабушке не сделают. Кстати позднее подобные предупреждения об опасности тюрьмы для родителей я слышал и от борисовских детей,  когда кто-то рисовал мелом свастику на асфальте, а проходящий мимо пацан дал дружеский совет. Но это было уже перед крушением советской власти.
А в Минске мои одноклассники, нежно любившие советский строй на уроке, распевали не перемене такие песенки:
На недельку до второго
Закопаю Горбачева!
Или еще:
О, сэри, сэри, сэри!
Как трудно жить в эсэсэсэре!
За маленькую кучку
Отдал я всю свою получку.

Советское детство в Борисове.

В третьем классе мой отец переехал служить в Борисов в военный городок Печи (он был офицер). В этот раз родители забрали меня с собой и я пошел в борисовскую школу №7. Как-то получилось, что из третьего класса нас всех перевели в пятый, минуя четвертый. Почему -- не знаю. И вот нас принимают в пионеры.
Я и еще несколько ребят стоим у доски.
-- Андрей, -- спрашивает меня моя классная (к сожалению помню только ее фамилию Падалко), -- обещай, что будешь хорошо учиться и мы примем тебя в пионеры.
-- Постараюсь, -- отвечаю я.
-- Что значит постараюсь?! Ты должен хорошо учиться.
-- Хорошо.
Учился я по-всякому. В целом у меня было что-то между "удовлетворительно" и "хорошо". Но в пионеры меня приняли без проблем.
Еще случай. Приходили мы с отцом в гости к его сослуживцу. Я играю с его сыном в войну. Решаем, кто за красных, а кто за белых. Вдруг он говорит:
-- Знаешь, а давай мы оба будем красные. Белые ведь плохие.
В школе была инсценировка о событиях времен Гражданской войны. К ученикам со сцены какая-то "тетя" обратилась даже "товарищи командиры и комиссары". Звучало круто.
А в августе 1991 г. все рухнуло.
Однажды на перемене кто-то кидался треугольной линейкой как бумерангом. Попал Ленину на портрете в лоб. Пробил еле заметную дырку. Товарищ хулиганчика ехидно заметил:
-- Раньше бы за такое импотентом сделали. И оба захихикали. Я понимающе кивал и улыбался, хотя до окончания школы любил Ленина и СССР, даже писал об этом стихи.
Пионерство распалось само собой. Просто больше не требовалось надевать пионерский галстук в школу.
Сижу на уроке. Гляжу в окно. На внутреннем дворе школе жгут бытовой мусор. Среди прочего "первомайские голуби". Это белые бумажные птицы, символ мира, наклеенные на полиэтиленовые кружки, которые носили на палках на демонстрации. Полиэтилен горел быстрее бумаги и птицы падали в огонь. Было прикольно. Хотелось самому разбить или сломать что-нибудь. Но не ленинское, а современное, предательское по отношению к СССР.

Школьные годы под бело-красно-белым флагом.

Для меня новая независимая Беларусь была тогда оккупационным режимом. Моей Родиной был СССР. А в это время шел курс на мягкую белоруссизацию. Было непривычно видеть надписи на белорусском и слышать белорусскую речь по телевизору. Но это было чуждо, как казалось, всему военному городку, состоявшему из переехавших в Беларусь русских офицеров. Вот пример презрения к белорусскому языку.
На построении старший офицер задает вопрос собравшимся подчиненным:
-- Как по-белорусски "лицо"?
-- "Твар", товарищ такой-то, выкрикивает кто-то из строя.
-- А как "молодцы"?
-- "МалайЦЫ", товарищ такой-то.
-- Ну вот, твари вы, маЛАЙцы! -- резюмирует офицер, и весь строй взрывается дружным хохотом.
Мне не читали в детстве сказок или стихов на белорусском. Для меня он был чем-то вроде английского: три предмета -- белорусские язык и литература и история Беларуси традиционно велись на белорусском языке, но никто не говорил со мной на нем после урока, как и по-английски никто в Печах не разговаривал. Поэтому все это было мне чужим и враждебным.
Не могу забыть как в те годы по телевизору шел концерт; женщина средних лет и маленькая девочка пели песню под пианино про национальный флаг:
Сцяг мой слаўны, сцяг мой смелы!
Сцяг мой бел-чырвона-белы!
Интересно, верили ли они в то, что пели? Эта девочка вероятно сейчас молодая красивая женщина, может быть мама. Женщина, певшая песню, может быть уже на пенсии. Мне интересно знать, а готовы ли они сейчас выйти на улицу или концертную площадку и исполнить эту песню на бис? Или хотя бы в гостях за столом? (Теперь этот флаг является символом сопротивления действующему правительству и без разрешения с ним нельзя пройти по улице.)
Помню во время курса на белоруссизацию в моей школе проводились ярмарки (кірмашы). Ученики приносили из дома что-нибудь -- еду, поделки -- и продавали на площадке возле школы. Деньги шли в фонд класса. Правда не все. Хулиганы без проблем грабили горе-продавцов, забирая себе яблоко или еще что-нибудь бесплатно. Сами продавцы не забывали награждать себя из выручки. Я не воровал, но один из хулиганов угостил меня отнятым виноградом.
К чему я это? Всю эту публику развлекала белорусская национальная музыка и песни. Кто-то из младшеклассников читал стихи на белорусском и они заканчивались словом "спадары" (господа). Это было так дико мне. А куда делись "товарищи"?
Еще были обязательные посещения школьных спектаклей на белорусском, где играли мои одноклассники, из которых могу вспомнить только Катю Исаченко. Мне содержание было до лампочки. Интересно, было только посмотреть будут ли актеры целоваться или нет. Не целовались.
Надо отдать должное этому времени: никто никого не принуждал с чем-то соглашаться.

Перемены во власти.

Когда действующий президент страны впервые был избран на эту должность в 1994 г.  мягкая белоруссизация продолжалась еще несколько лет. Поэтому никаких особых перемен поначалу не чувствовалось. Ну сменили флаг и герб, придали русскому языку равные права с белорусским, поменяли деньги, которые все так же быстро обесценивались. Во всяком случае из Печей никакого ветра перемен не чувствовалось даже когда в 1996 г. президент официально стал контролировать все ветви власти.
В этом году я заканчивал школу и думал учиться на историка. Вернулся в Минск к дедушке и бабушке. Решил поступить в Педагогический университет, но с первого раза не вышло. В 1997 г. все же поступил. И все это время я еще чувствовал этот прежний дух Беларуси начала 90-х. Честно признаюсь, что имел опасения, что из-за своего русского происхождения могу иметь проблемы и в какой-то университетской анкете подмахнул, что белорус. Также старался говорить по-белорусски с преподавателями, которые читали лекции на этом языке. Только спустя годы я понял, что серьезных белорусских националистов там были единицы, а остальные просто получали бонусы из доплат за проведение занятий на белорусском. Когда эта политика была свернута -- перешли на русский.
Еще раз отдаю должное тому времени -- пока я учился в "педе", никто меня ни к чему не принуждал. А между тем этот вопрос стал для меня уже остро. Мои родители стали прививать мне определенные религиозные ценности как раз когда я заканчивал школу и готовился к вузу. Сначала я был от этого далек. Но постепенно со многим согласился. В итоге портреты Ленина и Крупской, украшавшие мою комнату не один год, я убрал в ящик, а затем сжег в лесу. Я больше не считал себя марксистом. Среди моих новых ценностей был полный политический нейтралитет: ни одна власть и ни один человеческий строй не принесет всеобщего блага и счастья, бороться против определенных сложившихся порядков бессмысленно, поскольку решение одних проблем нередко порождает новые и твое участие в этом означает и долю ответственности в возникновении новых трудностей при устранении старых.
И в годы моей учебы, я не пережил никакого прессинга относительно патриотизма. Однажды меня включили в число участников в церемонии возложения венков к монументу на площади Победы от нашего вуза. Я просто подошел к замдекана и объяснив свое нежелание участвовать в патриотических церемониях отпросился.
Другой раз профорг студентов, мой однокурсник, сказал на перемене между лекциями:
-- Андрюха, вступай в БПСМ! Получишь материальную помощь и 4 бутылки водки.
Я отрицательно мотнул головой. Шутил он едва ли. Не похоже было.
БПСМ -- Белорусский патриотический союз молодежи -- аналог советского комсомола. Когда я отучился и пошел работать эта организация уже называлась БРСМ (вместо "патриотический" "республиканский") и времена изменились.

Более 100%.

Человек может быть свободен от общества как личность. Но не как работник. Этот принцип безотказно действует в любой стране мира во все времена. Когда я закончил учиться представление о любви к Родине в стране стало очень похоже на советское. В учреждениях образования обязательно были отдельные кабинеты первичных организаций БРСМ, пионеров и "Белой Руси" (это для тех, кому за 30). Участие в выборах стало очень желательным, как и в патриотических церемониях.
Менее всего хочу обвинять правительство своей страны в нарушении прав ее граждан. За всем, о чем я дальше буду рассказывать стоит банальное желание руководителей среднего звена выслужиться перед своим начальством. Это старая советская традиция выполнения непродуманных планов и погони за показателями. Это старая традиция времен литовских князей и русских царей снимать шапку перед барином и избегать с ним каких-либо споров.
Я благодарен своему времени: если бы я был свободен от общества и не должен был ему в чем-то сопротивляться, я не писал бы сейчас эти строки и не сделал бы каких-либо выводов. В детстве я был марксист как все, подростком я был марксист, потому что можно было, в молодости мне пришлось отстоять свое право быть не как все. Без всего этого я бы, может, и не думал, что для меня значит слово "Родина".
Вот я уже второй год работаю учителем в средней школе №197 г. Минска. Повезло. Второй год без классного руководства. Идет педсовет. Неожиданно звучит национальный гимн. Я воспитан так, что воспринимаю патриотические церемонии как религиозные и не могу идти на сделку с совестью. Все встали. Я сижу. А сесть пришлось на видном месте с другими историками. Директор школы посмотрела неодобрительно на меня, но ничего не сказала. Впрочем, контракт мне продлевать не собирались.
Годы спустя снова работаю школьным учителем. Теперь веду только английский язык. Сижу один в учительской и заполняю журналы. Заходит девушка "по профсоюзной линии".
-- Значит так, Андрей Валерьевич, в понедельник принесете в кабинет такой-то свою фотографию на паспорт и 3000 руб (сумма и тогда и сейчас символическая).
-- Зачем?
-- Вы должны вступить в БРСМ.
-- Я не участвую в политике.
Девушка посмотрела в мои бесстыжие глаза на улыбающемся лице и ответила:
-- Хорошо.
Позднее я работал в одном частном вузе. Первый год был куратором группы студентов, и вот в конце апреля лаборант кафедры сообщает мне:
-- Вы должны принять участие в первомайской демонстрации вместе с другими кураторами нашего вуза.
-- Спасибо, не хочу.
-- А проректор по идеологии знает об этом?
-- Да, я уже говорил ей об этом. (Это было так. Я занял третье место в конкурсе кураторов вуза и получал грамоту в кабинете проректора по идеологической и воспитательной работе. По ходу объяснил, что не очень подхожу на должность куратора по причине своего воспитания и она отнеслась к этому с пониманием)
-- Тогда хорошо.
В своем ЖЭСе оформляю какие-то документы. На носу выборы президента. Работница ЖЭСа говорит:
-- Мы собираем подписи за действующего президента страны.
-- Знаете, я нейтрален в таких вопросах, не участвую в политике.
-- Значит, вы НЕ ПРОТИВ переизбрания президента.
-- Повторяю: я НЕ УЧАСТВУЮ в политике.
Женщина поняла и успокоилась.
Кстати название заголовка взято из исторической фразы той же женщины-проректора по идеологии. Эта фраза отражает суть того, что нередко считают патриотизмом. На совещании преподавателей и работников вуза перед зимней сессией и новогодними праздниками она заявила:
-- Особо хочу поблагодарить сотрудников вуза за активное участие в прошедших президентских выборах. Более 100 % работников вуза пришли на избирательные участки.
В помещении прошел гул непонимания, и она повторила:
-- Более 100 %.
Кстати, я на выборы не хожу с 18 лет, так что она немного ошиблась.
Я могу привести еще случаи когда знакомых и малознакомых мне людей пытались принудить ходить на выборы (вплоть до прихода на мои занятия с целью проконтролировать явку иногородних студентов на избирательные участки), вступать в пионеры или БРСМ под угрозой тех или иных "липовых" санкций (не поступишь в вуз, отчислим / уволим, выселим из общежития) -- "липовых", т.к. ничего за этим не следовало -- но не об этом речь, а о том, как понимают в моей стране слово "патриотизм".

Обратная сторона медали.

Было бы несправедливо и необъективно заполнять пост одними примерами патриотов действующей власти. Поэтому приведу примеры тех, кто с ней борется, и тех, кто снимает шапку перед каждым барином, а в кармане крутит ему кукиш.
На тех же выборах морозным утром я попадаю на мини-рынке на девушку собирающую подписи за оппозиционного кандидата в президенты -- Рымашевского. Если сказать белорусскому оппозиционеру, что не занимаешься политикой, получишь в ответ "Тогда политика займется вами". И получится, что человек как бы тебя переспорил. Поэтому привожу девушке совсем другой аргумент:
-- Не магу вам дапамагчы, бо калі мы выбіраем чалавека ва ўладу, мы нясем маральную адказнасць за ўсе яе ўчынкі.
Девушка пыталась объяснить, что это не так, мы поговорили еще пять минут и я подло оставил ее мерзнуть дальше. (Впрочем негоже было бы женатому мужчине приглашать ее в кафе погреться.) Но главное, что мысль об ответственности за поступки тех, кого мы избираем во власть (а предугадать какими они будут просто невозможно) была для нее неожиданной, а может и новой.
Позднее, во время валютного кризиса, мои студенты наперебой ругали президента за решение временно прекратить продажу валюты населению (за это время цены на валюту выросли в два-три раза, а народ успел понабирать валютных кредитов и был предсказуемо зол). Я дал им возможность высказать все, что у них на сердце, чтобы они выговорились и мы могли спокойно продолжить занятие. Неожиданно задаю им вопрос:
-- А что бы вы сказали президенту, если бы он сейчас вошел в аудиторию?
-- I want to join BRSM (Я хочу вступить в БРСМ), -- ответил по английски один студент и всем в аудитории стало весело.
Как-то раз я передавал какие-то материалы одному из студентов для размножения. Они были завернуты в главную правительственную газету "СБ-Беларусь сегодня", известную в простонародье под старым названием "Советская Белоруссия".
-- Вы что?! -- возмутился студент, -- мне с этой газетой сейчас в трамвай лезть? Да меня засмеют!
Еще пример. В БГУ одно время ходила среди студентов такая шутка "спаси страну -- спрячь бабушкин паспорт" (это чтобы она не смогла проголосовать за Лукашенко). Интересно, почему такие студенты считали себя борцами за свободу?
И напоследок один полуанекдотичный случай. Не ручаюсь, что все так и было, но это могло быть. Один мужчина долго в одиночку ходил с антиправительственными плакатами в своем провинциальном белорусском городке, его штрафовали, задерживали. А он насобирал кучу бумаг о своих "приключениях" и получил статус беженца в посольстве США.
Вот здесь самое интересное. В Беларуси хватает людей, которые зарабатывают на идеях патриотизма и при этом возможность эмигрировать за рубеж эти же самые люди рассматривают как большую удачу. Немало людей лезут в политику с расчетом получить в перспективе статус беженца в Польше, а то и в США. Вспоминается советский анекдот.
К мужчине, стоящему в очереди за каким-то дефицитом подходит иностранец и спрашивает: "А за чем очередь?"
-- За облигациями госзайма (советский вариант МММ -- прим. А.Б.)
Мужика вызывают в КГБ, благодарят:
-- Спасибо, вы спасли честь Родины. Почему вы это сделали?
-- Я -- патриот!
-- Чем мы можем вас отблагодарить?
-- Выпустите меня в США.
Среди тех патриотов, которые не пытаются обрести образ "борцов с режимом" есть более хитрый подход. Его выразила все та же проректор по идеологии:
-- Вы думаете я со всем согласна? -- говорила она иногда студентам.
Разве это плохо быть с чем-то несогласным, причем когда непонятно с чем именно? Вот и получается, что человек с одной стороны лоялен власти, с другой -- скрытый диссидент. И при этом неизменный патриот.
Каждый мужчина, служивший в Советской Армии является клятвопреступником в определенном смысле этого слова, т. к. присяга обязывала его защищать советскую власть до смерти. Когда рушился СССР, на его защиту не встал никто, во всяком случае с оружием в руках. Я не знаю в чем и кому клялись военные, присягавшие Республике Беларусь под бело-красно-белыми знаменами, поэтому это оставляю без комментариев. Я тоже клялся в верности Ленину и советской власти. И тоже нарушил клятву. Но я не прошу считать меня патриотом.
Кто-то считает, что патриотизм это верность стране, несмотря на смену власти. Но на моей памяти менялась не только власть и политическая элита, а и границы страны и ее название. Да и слишком часто о патриотизме вспоминают в связи с политикой.
Я не хочу быть патриотом, если это означает держаться в русле текущей линии и при этом быть готовым поменять взгляды на противоположные в угоду этой линии. Я не хочу, чтобы мои дети научились от меня трусости и лицемерию, ведь те, кому страшен гнев начальства, не могут не бояться направленного на них дула автомата, и те, кто сегодня рвет на себе рубашку, доказывая верность Родине, а завтра бежит туда, где лучше кормят, не заслуживают другого названия, кроме "лицемеры". Я не против всех, как пишут в избирательных бюллетенях. Пусть каждый делает, что хочет, но не примазывает меня ко всему этому, называя меня патриотом.
И еще. Когда-нибудь будет можно не соглашаться с тем, что сегодня популярно или неоспоримо. И тогда у меня не будет морального права написать все то, что я написал в этом посте. Я не ищу себе проблем или приключений, просто пришел возраст, когда четко понимаешь, чего хочешь от жизни, а чего нет. И прошу не считать меня нон-конформистом: я как и почти каждый человек иду на компромисс в тех вопросах, которые не противоречат моей совести. И не пытаюсь переспорить тех, у кого иные убеждения.

А что для меня Родина?

Я не знаю ответа на этот вопрос. Но несколько месяцев назад я бродил с сыновьями по лесу между станциями метро "Восток" и "Борисовский тракт". Старший Даник играл с палками в воображаемых зверей, младший Любомир спал у меня на груди в специальном рюкзаке. Было как-то не по сезонному тепло и хорошо. Наверное, меня охватило какое-то лирическое настроение. Мы заговорили с Даником про этот лес, я рассказывал, как гулял в нем в детстве и юношестве. И внезапно до меня дошла одна мысль: этот лес как и я пережил несколько смен власти и неизменно давал людям грибы, ягоды, чистый воздух и возможность отдохнуть. Он как и я вне политики. Я сказал Данику:
-- Скоро ты пойдешь в школу. Там тебя будут учить любить Беларусь. Мы должны уважать свою страну, но мы не поклоняемся ей, ведь так?
Я прагматично пытаюсь учить своих детей говорить на нескольких языках, но важные мысли старшему сыну всегда объясняю по-русски или белорусски, чтобы было нельзя не понять. Так и в этот раз. Я рассказал Данику, что все еще в стране поменяется, но останется сама Беларусь, как земля с холмами, полями и этим лесом. И подытожил:
-- Вот это и есть та Беларусь, которую надо любить.
Затем почему-то повторил мысль по-белорусски:
-- Вось гэты лес і ёсць твая радзіма, якую трэба любіць.
Сказал, а сам не могу разобраться в своих чувствах. Я не патриот, это уж точно. Но я к тридцати годам полюбил белорусский язык, и, как с цепи сорвавшись, стал все чаще писать на нем свои околонаучные и научные исследования. Он никогда не станет мне родным, но я сознаю, что в эпоху белоруссизации за пафосной шелухой не разглядел всей красоты этого языка. Но я рад, что в мои школьные и университетские годы меня им пичкали. Теперь, когда я пишу на этом непростом и чужом мне языке, стихи и проза, которые я давно учил, напоминают мне как писать правильно. Еще мечтаю, чтобы на этом языке проходили богослужения моей религии, впрочем это вопрос времени.
Мне нравится мой город Минск, где я родился и вырос, и Борисов, где прошла часть моей жизни. Мне приятно побродить по улочкам, с которыми связано много воспоминаний, жарить в лесу сосиски со своими детьми. Хочется поездить когда-нибудь по всей стране, если получится.
Я не готов умереть за все это. Не знаю, останусь ли я здесь, если начнется гражданская или международная война -- мои дети мне дороже. Но я хотел бы остаться здесь даже если мне бы выпала возможность навсегда уехать в страну побогаче.
Не знаю, как это назвать. А может это и есть любовь?