На страницах старых книг

 В моих руках побывало несколько редких книг, которые были выброшены на свалку или сданы в буккроссинг. Две первые настолько были испорчены дождем и плесенью, что мне пришлось их утилизировать после внимательного ознакомления. Однако каждая из этих книг представляет собой срез разных исторических эпох, а порой дает ненамеренное свидетельство об интересных моментах прошлого.

Учебник русского языка (1956)

Учебник был написан в 1955 г. и опубликован в 1956 г. Не знаю насколько авторитетен был Бархударов в те годы, но в 1990-е, когда  учился в Педуниверситете в Минске, о нем отзывались как о корифее педагогики.

Единственное упоминание о Сталине в учебнике на с.7 - это не приближение ХХ съезда КПСС с развенчанием культа личности, а дух времени. Портреты, цитаты и памятники Сталина можно было много где встретить, но в художественной и специальной литературе о нем упоминали мимоходом, и зачастую меньше, чем о Ленине. В книге "Витя Малеев в школе и дома", тоже написанной в 1950-е гг., о Сталине упоминается всего два раза, благодаря чему в ее переизданиях не пришлось практически ничего переписывать. Однако примерно в то же время забвению предали еще одну пионерскую песню: "Что за праздник у ребят? // Ликует пионерия! // Это едет к нам в отряд // Лаврентий Палыч Берия!" И в это же время в английском языке появился термин berianism, означающий крайнюю жестокость.

Стр. 12 открывает нам еще один интересный факт: слова "цинга", "циновка", "панцирь" в середине 1950-х писали с буквой "ы". Так что в запоминалке "цыган на цыпочках подошел к цыпленку и сказал "цыц"" могли присутствовать "цынга", "цыновка" и "панцырь" :)

История КПСС издания 1963 года

Эта книга представляет собой интересный срез взглядов поздней хрущевской эпохи. Наиболее интересные моменты в этом учебном пособии я выделил маркером.

В книге события 7 ноября 1917 года последовательно называются Великой октябрьской социалистической революцией, но на с. 386 кто-то из авторов пособия оговаривается и использует выражение "октябрьский переворот", которое было официальным в большевистской историографии до 1927 года и только в 1990-е гг. снова вошло в обиход, но уже, как правило, у антикоммунистов. Вероятно этот автор истории КПСС ссылался на некий источник 1920-х гг. и забыл заменить слово "переворот" на "революция".

В 1963 г. маршал Жуков героем не считался. На с. 541 "Истории КПСС" на него и С.К. Тимошенко возлагается "значительная доля ответственности" в поражениях 1941 г. в Великой Отечественной войне за то что они "не приняли неотложных мер к приведению Красной Армии в состояние боевой готовности". Почти в конце этого же учебника критика Жукова дополняется тем, что он создал культ своей личности и занимался произволом в Советской Армии за что и был снят с ответственных должностей.

На с. 669 прямым текстом говорится, что в 1956 г. "отменена плата за обучение в старших классах средней школы, в средних специальных и высших учебных заведениях". Эта плата действовала с 1940 г. Самое интересное, что немало людей, заставших период 1940-56 гг. в сознательном возрасте, не помнят этот факт и могут даже расценить его как антисоветскую пропаганду.

На с.741 показано как сформировалась национальная политика СССР послесталинского периода. В принципе, любая многонациональная и поликультурная страна сталкивается с проблемой баланса в национальной или языковой политике. Индия, Испания, Нигерия довольно болезненно решают эту проблему. Для того же СССР, а также Югославии и Чехословакии все закончилось распадом на национальные государства. На заре Советской власти большевики всерьез стремились к мировой революции и включению в состав своей страны множества других государств. А это означало, что жителям гипотетических Итальянской Советской Социалистической Республики или Германской Советской Федеративной Социалистической Республики не нужно будет отказываться от своих языков и культур при вхождении в состав Страны Советов. Эта политика означала усилия по развитию национальных языков и культур союзных республик СССР. Среди прочего, были немалые усилия по белорусизации в БССР, о чем я писал тут. С другой стороны, сталинские репрессии наносили удар по языкам и культуре этих же самых народов Союза тем, что множество деятелей науки, культуры и искусства погибли или лишись возможности заниматься своим делом.

А в 1950-60-е гг. окончательно утвердилась идея сосуществования стран с разными политическими системами. СССР перестал стремиться включить в свой состав новые земли. В свою очередь это означало необходимость укрепить связи между народами, которые уже входили в его состав. Так КПСС пришла к идее "социальной однородности всех наций" и "стирания национальных различий". Это вылилось в политику постепенной русификации народов Советского союза. Например, в Беларуси стали переводить обучение в школах с белорусского на русский язык, и распространилась идея, что сам белорусский язык -- это язык малообразованных крестьян. Знаю случай, когда в 1980-е гг. студентки пединститута установили друг для друга копеечные штрафы за белорусские слова в повседневной речи в общежитии. Впрочем, до 1990 года в СССР не было государственного языка, и формально все языки союзных республик имели равные права.

На с. 752 есть интересные подробности того как формировалась система управления страной после смерти Сталина и развенчания культа его личности. Фактические руководители Страны Советов и отдельных ее частей могли избраться только 3 раза с возможностью умереть в своем рабочем кресле при переизбрании "на более длительный срок отдельных руководящих работников в силу признанного их авторитета, высоких политических и организаторских качеств." Секретари первичных парторганизаций могли избираться только на 2 срока, но на таких должностях хотят задерживаться лишь те, у кого нет карьерных стремлений. Так сложилось устройство власти, когда генеральный секретарь сидит на своей должности до своей смерти, но его полномочия ограничены Политбюро ЦК КПСС. Изгнание из власти Хрущева в следующем году после опубликования этого учебника стало исключением из правила и ознаменовало завершения десятилетия борьбы за власть разных групп и лидеров после смерти Сталина.

Книга интересна еще несколькими деталями. О Хрущеве там говорится как о мертвом: либо хорошо, либо ничего. А конкретней упоминаются его различные достижения, начиная с небольших, умалчивается его роль в сталинских репрессиях, и говорится о его скромном нежелании создавать из его личности новый культ. Впрочем, это был действительно человек, способный добровольно оставить власть и умереть простым пенсионером.

Осуждение сталинских репрессий и культа личности "вождя народов" в книге не означало признание всех ее жертв невинными. По сути признали несправедливыми репрессии по отношению к видным коммунистам вроде Тухачевского или Блюхера, но дело Промпартии в "Истории КПСС" показано как вполне обоснованная борьба с вредителями.

В учебнике Великобритания последовательно называется Англией, хотя правильно было бы называть эту страну Соединенным Королевством. Осуждаются действия компартии Югославии и властей Албании, отказавшихся воспринимать от руководящей линии СССР и КПСС. А вот о компартии Китая, самой КНР и Мао Цзе-Дуне говорится только хорошее, что, впрочем, не помогло удержать Поднебесную в числе союзников Страны Советов.

Наконец, пособие изобилует такими известными советскими штампами как "ревизионизм", "сектантство" и "мелкобуржуазный" по отношению к партиям и людям, которые понимали марксизм и даже его направление ленинизм не в полном согласии с текущим пониманием этих учений руководством ЦК КПСС. Знакомство с такими текстами дает исследователю хорошее погружение в дух середины 1960-х гг.

Всеволод Крестовский "Петербургские трущобы".

В двух разных местах мне удалось обнаружить по одному тому этой книги, изданной в СССР в 1990 г. (В.В. Крестовский. Петербургские трущобы (книга о сытых и голодных). Москва: "Художественная литература" 1990). Если книги, описанные выше, были учебниками, написанными для определенных целей и интересных преимущественно узким специалистам, то роман Крестовского от начала до конца представляет собой глубокое погружение в Петербург середины 19 века. По мотивам этого художественного произведения был снят сериал "Петербургские тайны". Я не очень внимательно следил за сюжетом фильма, но сюжет романа гораздо трагичнее, практически без "хэппи-энда". Однако главное как раз, что Крестовскому удалось создать реалистичную панорамную картину своего времени, проведя старательное изучение фактов и наблюдение за множеством людей.

Описывать разные нюансы петербургской светской жизни, географии города, сленга питерских воров и т.п. можно было бы отдельным постом. Но попробую выделить несколько интересных моментов в плане истории и лингвистики.

Крестовский очень подробно описывает сленг криминального мира Петербурга. Для того, чтобы не превращать художественный роман в научный труд, он позволяет своим героям говорить как они привыкли, а сам поясняет непонятные места в сносках. Так для кого-то может быть открытием, что слова "тырить" (воровать), "бабки" (деньги), "косуха/косуля" (тысяча) и "клёвый" (хороший, выгодный, производное от "клей" (выгодная кража)) уже были в русском языке к середине 19 века. Помимо этого автор "Трущоб" устами своих героев передает разговорные названия денежных единиц и номиналов, характерные для его времени. Например, 5-рублевый кредитный билет называли "синенькой", 50-рублевый -- "серой", а 100-рублевый -- "радужной" бумажками. Впрочем, тема "царских" денег неплохо изучена, что-то можно посмотреть, к примеру, тут. Для белорусского читателя может быть интересен такой момент книги: "Швец на белорусском и малорусском (украинском -- А.Б.) наречии значит -- портной... Швецовым или портняжным искусством называется на байковом (воровском -- А.Б.) языке целая отрасль воровского промысла." (том 1, с.70, сноска 1)

Крестовский приводит интересные детали жизни богатых и бедных петербуржцев. В книге есть подробные описания жизни чиновников средней руки, бедняков из трущоб, маскарада, светских вечеров богатого Петербурга. В романе подробно описаны тюремный быт и фольклор заключенных. Много подробностей можно узнать о нищенствовании включая скупку и аренду младенцев для сбора милостыни (здесь, уверен, мало что изменилось за 150 лет). Кстати, интересно, что многие питерские профессиональные попрошайки (или "грызуны") согласно Крестовскому были родом из Витебской и Псковской губерний. (том 1, с.248, сноска 1)

Хотя все персонажи романа вымышлены, в нем упоминаются некоторые реальные знаменитости того времени. На стр. 179 тома 1 "граф Скалозуб" представляет собой, по мнению исследователей, В.А. Соллогуба (1813-1882), а "граф Реддер" -- В.Ф. Одоевского (1803/4-1869), оба писатели.

Крестовский не постеснялся писать о неприглядных моментах своего времени, отчего некоторые части его романа не прошли цензуру. Так одному из героев его романа Бероеву подбрасывают запрещенный в России журнал "Колокол", чтобы подстроить его арест и заключение. Причем, интриганы, подбросившие компромат, добывают это издание у букиниста запросив: "Звону, дедушка, звону, с лондонской колокольни" (том 1, с. 619). А дедушка-букинист в тайнике своей лавки хранит еще "и масонские, и раскольничьи книги, и рукописи беспоповщинские, и книжки зело нескромного свойства" (том 1, с. 620). В 21 веке подобные подбросы литературы тоже случаются. Почти в самом конце произведения упоминается как мошенники под видом полиции устроили обыск у некого господина Белкина, тот сам сознался, что у него есть номер "Колокола", предлагал взятку псевдо-полицейскому и только после ухода "полиции" обнаружил, что его ограбили. (том 2, с.734-740). 

Еще одной "неприглядностью", описанной в романе, является добровольно-принудительный загон на православные богослужения в тюрьмах всех заключенных независимо от вероисповедания и национальности. В сноске 1 на стр. 15 тома 2 (фото выше) Крестовский описывает реакцию арестантов на такой "галочно-палочный" подход тюремного начальства, но воздерживается от собственной оценки загона на церковную службу и дает дипломатическую оценку возмущению заключенных.

Из-за того, что Всеволод Крестовский не стеснялся писать о социальном неравенстве, о проблеме реабилитации лиц, прошедших тюрьму, о преследовании за наличие оппозиционной политической литературы, его в СССР ошибочно считали писателем, близким по духу к революционерам-разночинцам. Но автор "Трущоб" был дитя своего времени. Он написал свой роман в молодости, когда желание критиковать действительность и не соглашаться с ней обычно сильнее, чем в зрелые годы. Но и в "Петербургских трущобах", и в более поздних произведениях (например, "Кровавый пуф. Хроника о новом Смутном времени Государства Российского") Крестовский остается на стороне самодержавия. Проблемы неравенства у него понимаются как социальные и нравственные, а не политические, а революционеры скорее как подкупленные поляками подрывные элементы. Так в "Трущобах" один из мошенников -- поляк и бежит из Питера мутить воду в Польше, когда там начинается восстание 1863-64 гг.

Еще раз повторюсь, что книга может быть интересна любому, кто хочет совершить путешествие в Петербург середины 19 века и кто, как и я, любит видеть в истории панорамные картины, а не просто набор дат и событий.

См. также: Архив Пиянзиных

Старые газеты как осколки прошлого

Газета "Печинские новости"

З бібліятэкі У. Ермалаева, частка 1, частка 2