Лилия Тыновская была инженером (или еще каким-то техническим сотрудником) завода "Горизонт" в Минске и вела скромную жизнь на улице Кнорина в белорусской столице. "По совместительству" она была библиофилом и поэтессой. Собрала неплохую личную библиотеку и не просто ради наполнения полок: определенные нюансы в книгах говорят о том, что она их читала. Также писала "в стол" и для родственников и знакомых стихи на русском языке.
Мы не были знакомы и, думаю, едва ли где-то встречались. Однако, после ее смерти, наступившей, вероятнее всего, в начале этого года, я случайно узнал, что ее родная сестра раздает библиотеку покойной. Мы состыковались с сестрой Лилии, и я в несколько приемов вывез на машине ее книги и записи. В основном, книги были детективно-приключенческого жанра. Часть была посвящена кулинарии, что было определенно еще одним хобби Л. Тыновской. Были книги о поэзии, которые она читала, а в одной даже составила оглавление. И, наконец, было несколько книг, связанных с производством "Горизонта".
Многое из библиотеки ушло на буккроссинг. Но некоторые книги неплохо отражают дух времени позднего СССР, и содержат интересные для историков детали. Поэтому с них и начну.
Книги из библиотеки Л. Тыновской
Советские памфлеты и детективы
«Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать». Спиноза
Подборка памфлетов Леонида Прокши "Призраки и президенты" (Мн: Беларусь, 1988).
В предисловии автор обозначил, что книга посвящена критике белорусских буржуазных националистов, которых он презрительно называет "белбурнацами". Поскольку националистом в СССР было быть проблематично, автор воюет с белорусской эмиграцией, особенно в первом памфлете "Блуждающие души". Язык этого памфлета оставляет сильное впечатление, что его писали в 2020-х гг. белорусские журналисты А. Муковозчик, Г. Азаренок и Л. Гладкая. Образ эмигрантов там карикатурен: жадины, трусы, пьяницы, развратники, постоянно грызутся между собой, никому не нужны, кроме западных империалистов, да и те в них разочарованы, хотят вернуться в Беларусь, чтобы установить свою власть и угнетать трудящихся... Слова белорусского языка "здрада" (предательство) и "змагар" (борец) используются как саркастические штампы.
Прошелся Л. Прокша и по флагу, которым пользовалась белорусская эмиграция и который в 2020-х гг. даже русскоязычные белорусы называют белорусской аббревиатурой: БЧБ. В книге он "очень грязный и замусоленный", но мое внимание привлекло, что вообще о нем упоминалось в советском памфлете
В конце "Блуждающих душ" тонкий намёк в стиле современных госСМИ РБ: ползите на коленях домой, беглые, вы за рубежом никому не нужны.
Меня не удивили тезисы позднесоветского памфлета с карикатурным расчеловечиванием врагов СССР, меня немного удивило, что памфлет изначально написан на белорусском языке и потом уже переведен автором на русский. Иными словами, Прокша не был ненавистником белорусского языка и культуры, которых, хватало в позднем БССР, да в современной Беларуси они не редкость. Он был просоветским белорусским писателем, который спорил с буржуазными оппонентами в допустимом советской цензурой стиле. В определенном смысле книга "Призраки и президенты" была для читателя БССР возможностью узнать о деятелях Белорусской Народной Республики и белорусской эмиграции вообще.
Тема белорусского национализма довольно болезненна для обсуждения. Но книга неплохо отражает не только дух времени написания этого поста, но и мысли части белорусов 1980-х гг. Как бы кто ни относился сегодня к белорусской националистической эмиграции, но она успешно пережила СССР, а мечты по крайней мере некоторых белорусов о независимом белорусском государстве воплотились в жизнь...
Этот детективный сборник - единственная обнаруженная мной книга на белорусском языке в личной библиотеке Тыновской. (Чужы ў доме. Нарысы. Мн.: Беларусь. 1990). Все остальные книги были исключительно на русском.
Самый первый рассказ "Октябрь, весна" (Герман Круглоў. Кастрычнік, вясна) написан на основе минских архивных материалов. Как следует из эпиграфа, "главные герои действуют под своими настоящими фамилиями". А используемые в нем "стихотворения написаны белорусскими милиционерами в начале (тысяча девятьсот) двадцатых годов".
В рассказе определенно речь идет о борьбе красноармейских частей особого назначения (ЧОН) с отрядами слуцких повстанцев. Для многих белорусов, выросших в 1990-2010-х гг., Слуцкое восстание 1920 г. выглядит как противостояние двух армий, но по факту это была большей частью серия партизанских вылазок с нейтральной зоны на границе БССР и Польши в районе Слуцка (об этом я упоминал тут). Разумеется, что в глазах советской милиции, эти партизаны-повстанцы выглядели бандитами. Соответственно, рассказ идет о тем как милиционеры из ЧОНа ведут боевые действия против банд, разоряющих белорусские деревни, и один из них Василий Шустов, который по сюжету произведения пишет стихи, погибает от пули главаря банды Смольского, но банду последнего удается найти и обезвредить. Позднее упоминается, что погиб в бою и начальник Шустова Кореневский.
Как я уже упомянул, на сс. 6, 10, 11 и 43 стихи на русском языке были написаны милиционерами БССР более чем 100 лет назад и извлечены из архивов в конце 1980-х гг. Если описание повстанцев и их сообщников, как обыкновенных бандитов (без единого намека на восстание), вызывает во мне здоровый скепсис, то как раз стихотворения - это извлеченные из глубин осколки прошлого.
Следующая книга, которая привлекла мое внимание: сборник публицистических очерков Владимира Бегуна "Свое и чужое" (Мн.: Юнацтва, 1987)
В принципе, этот журналист был известен в определенных кругах как человек, близкий по взглядам русским националистам, но формально являвшийся членом КПСС-КПБ. Книга очерков, опубликованная за 2 года до его смерти, выглядит немного эпатажной критикой увлечения западноевропейской культурой, грубости и вандализма, загрязнения лесов, а также распространения слухов и веры в сверхъестественное. Также автор слегка коснулся темы антисионизма, темы, которой он уделял много времени за пределами сборника. Однако за эпатажностью скрываются интересные детали своего времени.
Критикуя на с. 9 англоязычный репертуар дискотеки в Бресте, В. Бегун упоминает о своих поездках в Великобританию, где он побывал в Бирмингеме и Эдинбурге (такие поездки, очевидно по линии контакта компартий, это был шанс на миллион для простого советского гражданина, например,
моя тетя работала в ЧССР некоторое время, и это уже считалось крутым). С идеей Бегуна о популяризации отечественных, в том числе белорусских песен на танцплощадках трудно не согласиться, но в контексте его возможностей ездить на Запад, мысль звучала как совет сытого голодным.
На с. 14 своей книги Владимир Бегун упоминает моду переделывать пластиковые упаковки от зарубежных стиральных порошков в сумки. Пластиковые сумки-пакеты с яркими надписями появились в СССР в 1970-х гг. и считались шиком моды. Дефицит таких сумок породил "лайфхак" переделывать упаковки из-под стиральных порошков в сумки. Интересно, что порошок "Персил", который раскрутился не по-детски уже после распада Союза, в 80-х попадал в Минск как югославский порошок. Также улыбку вызывает упоминание сербско-хорватского языка: сегодня это уже 2 особых языка, а еще 40 лет назад считались одним целым...
Далее автор на с. 15 дает дельное замечание об ошибке в написании имени Беата Тышкевич латиницей на сумке одного модника, этим выдавая свои неплохие знания не только английского, но и польского языков. Правильное написание имен собственных латиницей и сейчас остается
проблемой. И еще одно замечание в тему полиэтиленовых пакетов: "Хотелось бы сообщить нашим модницам, что привозимые с Запада полиэтиленовые мешки совсем не предназначены для повседневного ношения. Днем в магазине в них складывают покупки, а вечером - обычный мусор. И преспокойно выбрасывают. Свидетельствую это не понаслышке, а как очевидец" (с. 17).
В очерке "Человек с собою наедине" о грубости и вандализме, В. Бегун, признавая международность проблемы надписей на стенах ("Свидетельствую, например, что Эйфелева башня в Париже тоже изгажена надписями" (с. 27)) ехидно замечает: "Ведь на стенах не пишут слова "Песняры" или "Верасы", не обозначают опер и симфоний..." (с. 29). Улыбнуло :)
В сноске на с. 28 автор заявляет, что название группы KISS происходит не от слова "поцелуй", а от сокращения Kings in Satan's Service (короли на службе Сатаны), но большинство знатоков темы утверждают, что как раз группа названа в честь романтического жеста, а не королей или рыцарей, которые служат Дьяволу. Там же Бегун бездоказательно утверждал, что название группы AC/DC тоже "сатанинское" от сокращения "Антихрист/смерть Христу". Это тоже был дух времени, как
ложная приписка тексту песни Moscau агрессивного содержания.
На с. 37 Владимир Яковлевич призывает спасать белорусские леса от загрязнения мусором, чтобы они не были как под г. Руайян во Франции. Поддерживаю, как и призывы автора развивать критическое мышление, не верить слухам и распространяемой информации оккультного характера...
"Свое и чужое" может быть предметом споров из-за эпатажности книги, содержащихся там идей и возможного некоторого лицемерия ее автора, который определенно имел более широкий доступ к благам, чем обычный минчанин, и ездил за границу куда чаще тех, кого сам упрекал в преклонении перед Западом. Но взвешивание "за" и "против" любого явления проблематично, если нет разных точек зрения. В идеале хороши публицисты с уравновешенным взглядом на проблемы, но порой и полярные точки зрения помогают лучше увидеть картину.
Когда готовился писать этот материал, мне попадалась информация о скандальном характере Бегуна и даже сравнения его с Ольгой Бондаревой, современной белорусской пророссийской активисткой, которая прославилась среди оппонентов властей РБ своими жалобами на людей и мероприятия, которые ей показались чем-то крамольными. Но я не согласен с такими аналогиями. Бегун был крупный чиновник, активно цитировавший классиков мировой литературы, владеющий неплохо несколькими иностранными языками, выступавший за продвижение белорусской музыки в массы и избегавший откровенно грубой речи. У упомянутой выше активистки я не замечал таких признаков, если судить по тому, что она пишет или снимает в интернете. Поэтому можно Бегуна не любить, но не все, что он писал, заслуживает осуждения.
Книга Н. Рузинова "Запутанный след", опубликованная в 1958 г. в Минске, может представлять собой литературно обработанный опыт комсомольских дружинников, которых в 1950-х называли бригадмильцами. Жанр милицейского детектива имеет свои законы, которые не всегда совпадают с реальностью. Но в книге есть интересные детали. Особенно мое внимание привлек рассказ о бригадмильцах Донбасса.
Название "Сталино" носил в 1929-61 гг. Донецк. В 1956 г. был развенчан культ личности Сталина, но топонимика и памятники в честь бывшего "вождя народов" сохранилась до начала 60-х гг. Поэтому в книге 1958 г. название города не скрывали, а о Сталине уже не писали ни хорошего, ни плохого.
На с. 6-7 говорится о том, как в Кировском районе хулиганы на танцах в клубе устроили драку и прогнали комсомольский патруль, обозвав дружинников милицейскими прихлебателями и закидав их машину камнями. Но здесь нет никакой политики. Хулиганы в СССР были всегда в молчаливой неполитической оппозиции государству и тем, кто его представляет.
Старожил Минска Санько рассказывал мне про ватагу знакомых ему хулиганов:
- Садились, бывало играть на коммуниста. "Меня потянуло на коммуниста в пиджаке," - говорит один. "А меня на коммуниста в военной форме" - отвечает другой. "А меня на коммуниста в кожанке" - добавляет третий. И разыгрывают жертву в карты. Потом ходят по городу ищут потенциальную жертву победителя и спрашивают: "Товарищ, вы коммунист?". Если "да" - его тут же избивали.
А один эмигрант из Ирана рассказывал, как они всем классом травили школьного муллу ради забавы. Поэтому, возможно такие действия были своего рода отдушиной или молодежным протестом для жителей разных тоталитарных государств без программы политических перемен...
Зарубежные детективы
Среди зарубежных детективов, кроме Чейза удалось обнаружить несколько интересных с точки зрения истории и страноведения экземпляров.
Книги венгерского Андраша Беркеши, включая титульное произведение этого сборника -- "Перстень с печаткой", относятся к жанру политического детектива. В "Перстне" описывается не только детективный сюжет, но и события, относящиеся к борьбе венгерских подпольщиков с прогитлеровским режимом в стране, а также послевоенные репрессии (один из участников Подполья отсидел в тюрьме несколько лет в просоветской Венгрии, пока не было доказана его невиновность). Есть тема Революции 1956 г. (у Беркеши, убежденного коммуниста, и в советской историографии это событие названо "контрреволюцией", но большинство историков мира называют венгерское восстание именно революцией). Революционеры 1956 года представлены в книге как хулиганы и бандиты. Но их участь после разгрома показана в романах Беркеши реалистично: многие прошли через тюрьмы, поражение в правах, а потом снова жили и работали в стране. Об эмигрантах А. Беркеши пишет не так жестко, как вышеупомянутый памфлетист Прокша: одних он жалеет как заблудших, других осуждает как предателей.
В двух произведениях встречается колоритный персонаж Оскар Шалго, который успел побывать и следователем, работавшим на гитлеровцев, и подпольщиком, боровшимся с нацистами, и эмигрантом, который, в конце концов, оказывается венгерским разведчиком, и наконец, пенсионером, который помогает венгерским спецслужбам ловить шпионов и убийц. В советском жанре милицейского детектива все проще и схематичнее. Социалистический реализм как направление литературы было бы правильнее назвать разновидностью романтизма: там злодеи порочны во всем, а те, кто с ними борются, обладают широкой палитрой хороших качеств с редкими вкраплениями отдельных недостатков. Поэтому образы Шалго, побывавшего в по разные стороны баррикад, или колеблющегося Кальмана Борши, главного героя "Перстня с печаткой", могли быть неплохим разнообразием для любителей детективного жанра СССР.
Еще одна интересная деталь. В детективных романах Беркеши положительные и нейтральные герои без проблем курят сигары, которые не надо "доставать", ездят на иномарках, а не только венгерских автомобилях, имеют доступ к иностранной валюте и живут на виллах. Не один советский читатель мог задуматься: а что, так можно? Недаром остряки из Страны советов называли Венгрию "страной гуляшного социализма" и "самым весёлым бараком соцлагеря".
Книга Ю. Менчика "Расплата за ошибку" (М.: Воениздат, 1982) не только дает советскому читателю ненамеренное свидетельство о том, что жизнь в Чехословакии качественно лучше, чем СССР и балует его политическим детективом. Там есть и более интересные детали.
На с. 37 есть интересный сюжет второго плана. Классная руководительница сына одного из милицейских офицеров на уроке обществоведения разбирала слово "суверенитет" и спросила этого мальчика как он понимает это слово. Мальчик сказал, что пусть господа-прогрессисты катятся к черту со своим суверенитетом или рабочие им покажут. Учительница стала его высмеивать перед классом и он ушел с урока домой. Также эта же классная в мае 1968 г. распустила пионерский отряд и создала новый отряд "Юнак" ("Юноша"). Получается, сторонников социализма с человеческим лицом называли в ЧССР прогрессистами. Учителя могли по своей инициативе распускать просоветские организации для детей и создавать альтернативу. А на уроке обществоведения могли разбирать идею суверенитета - независимости страны во внешних делах и верховенства государственной власти во внутренних делах. Последнее могло быть больной темой для многих чехов и словаков, которые видели как их государство зависит от СССР и во внешних и во внутренних делах, что стало для них очевидным летом 1968 г.
На с. 55 упоминается как "возрожденцы готовятся к годовщине". А дальше идет описание уличных стычек протестующих с милицией в августе 1969 г. в годовщину ввода войск Варшавского договора в ЧССР. Не факт, что описанное в книге с милицейской точки зрения соответствует правде, но в указанные дни 1969 г. в Чехословакии действительно были волнения, с битыми витринами, стычками с милицией. Даже снова пролилась кровь. Если о событиях Пражской весны 1968 г. знают многие, то об их повторении год спустя мало кто в бывшем СССР вспоминал. Поэтому детектив Менчика хорошо напомнил об этом.
Кстати, и в этой книге говорится об эмигрантах заблудших или предавших Родину. Уровень жизни чехов и словаков был выше, чем в целом в СССР, но это не удерживало от отъезда за рубеж. Впрочем, и в венгерских и в чехословацких детективах как-то не видно, чтобы покинуть страну было трудно, но художественные книги не всегда отражают реальность...
Во второй части речь пойдет в большей мере о собственном творчестве Лилии Тыновской. Поэтому
продолжение следует :)
